– Я купил Грете подарок, – объявил Мэттью, усаживаясь за кухонный стол и доставая из портфеля какой-то коробок.
– Зачем?
– Ну как же, у нее ведь день рождения. Я немного опоздал с этим подарком, но так уж получилось.
– А откуда ты знаешь, когда у нее день рождения?
Они перешли на «ты» еще много лет назад.
– Она сама сказала мне в прошлом месяце.
Вообще-то Дойл нравился Грете – как и Тигру, который никогда не упускал возможности потереться о его ноги. Мэттью протянул руку и почесал кота за ухом.
– Спасибо за подарок, – сказала Руби. – Я уверена, что он понравится Грете, каким бы он ни был.
– Это духи, довольно хорошие. Французские, «Шанель» с каким-то номером, – сообщил Мэттью, удобно расположившись на деревянном стуле и довольно элегантно вытянув перед собой длинные ноги.
Руби повернулась, чтобы поставить чайник на огонь, и ощутила, как по ее спине пробежал холодок возбуждения. Это происходило при каждой их встрече – ее тело упорно не хотело слушать, что говорил разум. Черт бы побрал этого Дойла!
– Ты не слишком-то хорошего мнения обо мне, не так ли? – немного насмешливо спросил Дойл, не сводя с нее смеющихся карих глаз.
Когда Руби вспоминала позже этот эпизод, она решила, что Дойлу захотелось пофлиртовать с ней, но в тот момент ей показалось, что он чем-то раздражен.
– Нет, ты неплохой человек, – неохотно признала Руби.
– Я не понравился тебе с первого взгляда.
– Я бы так не сказала.
– А я бы сказал. Ты считала меня ублюдком, который думает о своих жалких грошах в тот момент, когда другие мужчины всех возрастов рискуют своей жизнью на фронте.
– Но так оно и было, – заметила Руби. – Кроме того, речь шла совсем не о «жалких грошах».
– Ты права, – кивнул Мэттью, – правда, в то время я был в долгах как в шелках. Мне отчаянно нужна была наличность, чтобы расплатиться с банком. Когда я увидел этот дом, то решил, что сам буду сдавать комнаты. Я хотел сделать из него конфетку.
– И почему же не сделал? – спросила Руби, думая, к чему он клонит.
– Потому что подвернулась, разве непонятно? Я подумал, что ты нуждаешься в жилье и деньгах намного сильнее, чем я. Я отдал тебе дом за восемь фунтов, хотя мог бы иметь с него раза в два больше.
– Я тебе очень благодарна, – напряженным голосом проговорила Руби. Она никогда не просила об особом к себе отношении и не понимала, зачем Дойл вспомнил об этом двенадцать лет спустя.
Мэттью ухмыльнулся:
– Может, и благодарна, но думаешь обо мне все так же плохо.
Руби захотелось забыть о необходимости быть вежливой и высказать все, что она о нем думает. Она с размаху поставила перед Дойлом чашку с чаем:
– Я считаю, что ты просто великолепен, так пойдет? Между прочим, почему ты заговорил об этом? Почему для тебя вдруг стало важно, нравишься ты мне или нет?
– Потому что ты нравишься мне, – просто ответил Дойл.
– И ты это понял только сейчас?
– Нет. Ты понравилась мне еще в тот день, когда вошла в дом, вся перепачканная краской. – Мэттью пожал плечами. – У богатства есть свои отрицательные стороны.
– Никогда бы не подумала.
«Так к чему же он клонит?»
– Богатея, ты отрываешься от своих корней, – с грустью произнес Дойл. – Ты больше не видишь людей, которые были так же бедны, как и ты. Все вокруг считают, что ты всегда жил в особняке и водил «роллс-ройс».
– Бедняжка! – насмешливо произнесла Руби.
– Я понял это слишком поздно, – продолжал Дойл, не обращая внимания на ее иронию. – Мне одиноко, и я задыхаюсь в этом окружении. Мне хочется поговорить с человеком, который жил там же, где и я, напомнить себе, кем я являюсь на самом деле.
– Вообще-то таких людей полно.
– В том числе и ты.
– С чего ты взял, что я жила там же, где и ты?
– Мы оба жили в Фостер-корт.
Изумленная Руби пробормотала:
– Я тебя не помню.
– Я жил с бабушкой в доме номер пять. – Мэттью улыбнулся, словно вспомнив что-то приятное. – Я почти никогда не выходил из дому, вот почему ты меня не помнишь. Обычно я сидел у окна и смотрел наружу. Я видел тебя каждый день – ты выходила из дома номер два с дочками в коляске. Бабушка называла тебя посыльной ломбарда.
– А почему ты никогда не выходил из дому? – спросила Руби, подумав про себя, что, наверное, Дойл был похож на Джейкоба: просто не хотел искать нормальную работу.
– Потому что у меня была чахотка, – ответил он.
– Туберкулез?!
Так вот почему он не служил в армии!
– И что, ты уже выздоровел? – осторожно произнесла Руби.
– Ну, я не буду кашлять кровью на твой милый кухонный столик, если ты об этом.
– Разумеется, я не об этом!
– Извини, если я тебя обидел, – словно сдаваясь, Дойл поднял руки.
– Так почему ты решил рассказать мне все это? – все еще раздраженно сказала Руби. – Ты никогда раньше не упоминал Фостер-корт.
– Я пытаюсь сыграть на твоем сочувствии, – усмехнулся Мэттью. – Говорю же, мне очень хотелось с кем-нибудь поговорить. С человеком, который не будет поливать грязью рабочий класс и которого интересуют не только различия между винами дорогих марок.
Руби сложила руки на груди:
– Ну так говори.
– Я бы предпочел побеседовать на нейтральной территории, – с лукавым видом заявил Дойл.
– Нуты нахал! – возмутилась Руби. – У тебя же есть жена.
– Кэролайн сейчас на юге Франции, весело проводит время на отцовской яхте.
– Мне плевать, где именно она весело проводит время, хоть на луне. Я не встречаюсь с женатыми мужчинами.
– Это совсем другое. Мы будем сидеть в зале ресторана с полсотней других людей и разговаривать, вот и все.