Однако у Элли было такое чувство, что, если она предложит бабушке этот вариант, та наотрез откажется. В конце концов, присматривать за ребенком в течение нескольких часов вдень – это одно, а заниматься им круглосуточно – совсем другое. Кроме того, бабушка могла заявить, что мальчику нужна мать – хотя бы по ночам.
Но в таком случае можно будет просто сбежать без предупреждения – также как она сбежала от Феликса из Ферн-Холла. Зная, что Брэндан остается в надежных руках, она покинет дом на краю Принцесс-парка с легким сердцем. На этот раз она не предупредит о своем отъезде даже Мойру: ведь та наверняка отнесется к ее поступку с неодобрением.
Так и произошло: когда два месяца спустя, в середине сентября, Руби тихо зашла в комнату, чтобы покормить Брэндана из бутылочки, она увидела, что постель Элли пуста. Девушки не было ни в ванной, ни на первом этаже. Не появилась она и на следующее утро, и Руби вынуждена была сделать неприятный вывод, что ее внучка вновь убежала из дому.
Денег было более чем достаточно – теперь Грета могла позволить себе абсолютно любую одежду и любой предмет для дома, – но при всем этом ей было невыразимо скучно. Дом был очень красивым – имитация стиля Тюдор, с пятью спальнями, залом, столовой, гостиной и кухней со всеми возможными аксессуарами. За домом располагался восхитительный живописный сад. Дважды в неделю приходил садовник, чтобы подстричь траву и ветви и выполоть сорняки.
После покупки дома Мэттью заново отделал все внутренние помещения, везде постелив новые ковры. Грета сама подбирала расцветки и материалы, что доставило ей огромное удовольствие, – она бродила по самым дорогим магазинам, покупая все, что ей нравилось.
Но теперь все было готово, гардероб и комоды из липы были набиты новыми вещами, и внезапно оказалось, что заняться больше нечем. Помимо садовника, у них была домработница, и все, что Грете надо было делать по дому, – это загрузить белье в автоматическую стиральную машинку, затем переложить его в сушилку, а вечером приготовить Мэттью ужин.
Возможно, не следовало увольняться с работы, но Грета решила, что это было бы неправильно: как может жена очень успешного бизнесмена, живущая в таком роскошном доме, работать машинисткой-стенографисткой? Если бы у нее была профессия, как у Хизер, все было бы иначе. Кроме того, Грете никогда не нравилось работать. Мама всегда называла ее лентяйкой и говорила, что, будь ее воля, Грета с удовольствием валялась бы целый день в постели, – и она вынуждена была признать, что это правда.
Грету очень расстроило то, что ни одна из ее дочерей не захотела жить у нее, – ведь четыре из пяти спален пустовали. И не важно, что Мойра училась в университете, а Элли взбрело на ум опять убежать из дому. По крайней мере, она могла подготовить комнаты девочек к их возвращению, отделав помещения согласно их вкусам.
Теперь компания Мэттью принадлежала другим людям, и ему приходилось работать больше, чем раньше. Иногда он возвращался домой лишь в десять вечера, так что ужин успевал остыть. Грета чувствовала себя ужасно одинокой, и в этом была некая грустная ирония: ведь она вышла замуж для того, чтобы не быть одинокой. Она начала едва ли не каждый день ездить к маме. Прожив почти всю жизнь в доме миссис Харт, Грета не осознавала, насколько убогим и запущенным является это здание, и то, что близняшки не захотели переезжать оттуда, злило ее еще больше. А когда мама заговорила о возвращении Мойры домой на рождественские каникулы, это стало дополнительным ударом по самолюбию Греты.
Хизер изучала право в заочном университете, вставая в несусветную рань, чтобы смотреть по телевизору обучающие программы. По вечерам, когда Грета приходила в свою старую комнату и садилась на кровать, желая поболтать с сестрой, та обычно что-то читала или писала, и было заметно, что ей не нравится, когда ее отвлекают.
Днем мама обычно занималась Брэнданом, которому уже почти исполнилось восемь месяцев, – просто замечательным, но при этом очень требовательным мальчуганом. Бедная Руби буквально сбилась с ног: помимо правнука ей надо было обслуживать трех студентов, Хизер и Дэйзи.
– Давай я заберу Брэндана к себе, – предложила Грета однажды, наблюдая за тем, как мама кормит мальчика, а тот воспринимает это как веселую игру: подержав жидкую пищу за щеками, раскрывает рот и позволяет ей вытекать наружу, так что Руби приходится подставлять ложку и возвращать еду обратно. Зеленые глаза Брэндана блестели озорством, он периодически стучал по стоявшему перед ним подносу сильными для его возраста ручонками и одновременно бил по нему снизу коленками. Это был очень красивый ребенок, великолепно сложенный и унаследовавший от Лайама Конвэя зеленые глаза и золотистые волосы.
Грета понимала, что, если она возьмет Брэндана, скучать ей больше не придется, и она была почти уверена, что Мэттью полюбит ребенка. Можно будет нанять для мальчика няню, которая будет менять ему пеленки и следить за ним по ночам.
– Спасибо, доченька, но я справляюсь сама, – мягко ответила Руби.
– Мама, но ведь у тебя столько работы и без него!
– Если хочешь мне помочь, сделай студентам чай.
Грета надула губки. Это было совсем другое дело: Брэндан был сыном Элли и ее внуком, а значит, она имела на него намного больше прав, чем Руби.
– Это нечестно! – обиженно проговорила она. – У нас отличный дом, красивый сад, и мы можем купить Брэндану все что угодно – игрушки, вещи…
На Брэндане был слишком маленький для него комбинезон, и, чтобы ножки умещались в штанинах, пришлось прорезать внизу дырки. На мальчике были цветастые девчачьи носки, которые, как вспомнила Грета, когда-то принадлежали одной из близняшек.