На краю Принцесс-парка - Страница 8

– Подожди немного, я сделаю нам по чашечке чая, – сказала повитуха. – Мне она нужна не меньше, чем тебе.

Подняв корзину с дочерью Оливии, Мадж осторожно понесла ее вниз по лестнице, а изможденная Оливия осталась лежать на кровати. О перенесенном только что испытании ей напоминала лишь повышенная чувствительность во всем теле.

Оливия лежала и наблюдала, как по гардеробу с пыльными чемоданами наверху ползет четкая граница между светом и тенью, – солнце постепенно опускалось все ниже к горизонту. Пение прекратилось, а дети разошлись по домам. Казалось, весь мир на секунду затаил дыхание – и Оливия вместе с ним.

Она только что родила ребенка!

Ребенка Тома – его дочь.

И теперь Оливия испытывала какую-то неудовлетворенность. Ей отчаянно хотелось взглянуть на дочь Тома, чтобы навсегда запомнить, как та выглядит. Оливия понимала, что, если не сделает этого, мысль о дочери не даст ей покоя до конца дней.

Собравшись с силами, Оливия слезла с кровати и, стараясь ступать как можно тише, спустилась вниз. Корзина стояла в зале на полу. Оливия увидела, как крошечная ножка появилась и отбросила пеленку. Потом показалась еще одна ножка, за ней – похожая на маленький цветочек ручка. Ребенок издавал тихие звуки, похожие на птичий щебет. Мадж была в кухне и готовила бутылочку, что-то напевая себе под нос.

Оливия осторожно прошла в зал и опустилась на колени перед корзинкой. Красота голенькой девочки поразила ее в самое сердце: темные кудрявые волосики, темная кожа, напоминающий бутон розы ротик, правильный нос, совсем не приплюснутый, как у большинства детей. Ребенок спокойно смотрел на нее большими голубыми глазами – хотя Оливия где-то слышала, что новорожденные учатся фокусировать взгляд лишь через несколько недель.

– Ты такая красивая, – прошептала Оливия и положила палец в крошечную ладошку.

Девочка с неожиданной силой сжала палец. Когда плоть матери соприкоснулась с плотью младенца, Оливия содрогнулась, и, словно по волшебству, та часть ее души, которая, как она считала, умерла вместе с Томом, вдруг вернулась к жизни. Оливия поняла, что никогда в жизни не откажется от своей дочери. Никогда!

Стянув с плеча рубашку, она протянула руки, взяла дочь и принялась укачивать ее.

– Ты голодна, маленькая? Хочешь пить?

Когда молодая мать поднесла девочку к груди, та начала шумно сосать ее. Оливия улыбнулась и стала раскачиваться из стороны в сторону.

– О Боже! Нет, дорогуша!

Мадж, появившаяся из кухни с бутылочкой в руках, была настолько шокирована увиденным, что тут же опустилась на стул.

– Что ты делаешь? – простонала она.

– О Мадж! – воскликнула сияющая Оливия. – Теперь я вспомнила, как выглядел Том, – его дочь очень похожа на него. И еще, Мадж, я назову ее Руби. Так звали бабушку Тома – Руби О'Хэган. – Подушечкой большого пальца она погладила мягкую щечку ребенка. – Тебе нравится?

– Нравится, – со вздохом согласилась Мадж.

Все происшедшее выбило Оливию из колеи. Эмоции, которые она подавляла в себе много месяцев, теперь рвались на поверхность. Качая девочку часами напролет, Оливия все время улыбалась, сюсюкала, гладила и целовала ее, любовалась пальчиками на ее руках и ногах, смотрела, как голубые глаза постепенно закрываются и Руби погружается в сон.

В конце концов Мадж вмешалась и довольно грубо велела не дергать дочь:

– Ты ее совсем измотала. Ей нужен отдых – как и тебе. У тебя слишком возбужденный вид.

– Просто я счастлива – так счастлива, как не была уже много месяцев.

С этими словами Оливия неохотно уложила спящую Руби в корзину.

– Мадж, я хочу оставить ее, – тихо произнесла она.

– Я так и думала, – поджала губы Мадж.

– Я думаю, так всем будет лучше. А ты как считаешь?

– Оливия, я понятия не имею, как кому будет лучше, – ответила непривычно серьезная Мадж. – Что бы ты ни решила, это решение сделает тебя несчастной. Если ты оставишь ребенка, тебе придется найти себе жилье, что не так уж просто с грудным младенцем на руках, тем более без мужа. Маленькая Руби будет расти без папы. Тебе понадобятся деньги, а найти работу с грудничком так же сложно, как и квартиру. Ты не сможешь вновь работать медсестрой, и тебе будет казаться, что ты попала в ловушку. Возможно, когда-нибудь ты затаишь обиду на Руби за то, что она испортила тебе жизнь, – ты начнешь говорить себе что-то вроде: «Если бы я не оставила ее тогда, все было бы хорошо».

Оливия содрогнулась.

– А теперь расскажи мне, что будет, если я решу иначе, – попросила она.

– Тогда ты сможешь работать медсестрой, получишь диплом, может быть, даже будешь повышена в должности, – продолжала Мадж. – У тебя будут друзья, деньги, ты никогда не будешь голодать. Ты станешь уважаемым членом общества, возможно, выйдешь замуж и у тебя появятся другие дети, которых ты сможешь, не стыдясь, назвать своими.

– Да, этот вариант кажется более привлекательным, – заметила Оливия.

– Дорогуша, я еще не закончила. У тебя в жизни будет много хорошего, но ты никогда не сможешь забыть о своей дочери. Каждый раз, увидев девочку одного с Руби возраста, ты будешь задумываться, где она сейчас, какая она в свои пять, десять или двадцать лет. Тебя постоянно будут посещать мысли о том, что с ней, как у нее обстоят дела, кто ее воспитывает, довольна ли она своей жизнью, грустит ли… Думает ли она когда-нибудь о своей матери, своей настоящей матери. Возможно, тебе захочется отыскать ее – хотя бы для того, чтобы один раз взглянуть на нее и успокоить свою измученную душу.

– Ах, Мадж! Откуда ты все это знаешь?

– Дорогуша, я произносила эти слова уже раз десять, вот откуда. В конце мая ко мне переедет очередная девушка, и, вероятно, мне придется произносить их вновь.