Джим также присутствовал на празднике. Он казался каким- то потерянным и отчужденным, как будто его ничуть не радовало то, что он пережил войну. Возможно, ему казалось, что смерть играет с ним в прятки, что он не имеет права находиться здесь и праздновать победу, когда все его друзья погибли. Руби уже решила отказаться от намерения покорить Джима Квинлана – хотя забывать его совсем она не собиралась.
А еще у нее были ее дочери. Руби поискала их глазами и увидела, что девочки, безудержно смеясь, кружатся втроем с Джейком, – в этот день дети, казалось, тоже опьянели. Руби подумала, что Грета и Хизер будут скучать по Джейку. Как бы там ни было, он был их единокровным братом, хотя ни Руби, ни Бет не собирались рассказывать им об этом. «Интересно, какое будущее ждет Бет?» – подумала Руби. Они прожили всю войну под одной крышей, делились всем, что у них было. «И даже Джейкобом», – с улыбкой сказала себе она.
Подошли Конни и Чарльз.
– Мы решили, что вы единственные люди на земле, с кем мы хотели бы провести этот вечер! – воскликнула Конни. – Мы зашли к вам и догадались, что вы можете быть только здесь.
Она по очереди тепло обняла Руби и Бет.
Чарльз поцеловал их обеих и хрипло сказал:
– Мы никогда вас не забудем. Вы приютили незнакомых людей и заставили нас почувствовать себя как дома. Если бы вы знали, как я вам благодарен за это!
Он повел их в паб, в котором в поте лица трудилась за стойкой Марта Квинлан. Улучив свободную минутку, Руби рассказала ей новости о доме.
– Другими словами, я остаюсь там жить, хотя теперь дом принадлежит другому человеку, Мэттью Дойлу.
– Мэттью Дойлу! – вскричала Марта. – Руби, будь поосторожнее – это грязный, беспринципный торгаш. Во время войны он занимался спекуляциями и мог раздобыть что угодно на черном рынке – за соответствующую цену, разумеется.
Когда они вышли наружу, уже сгущались сумерки. Все еще охваченные радостным возбуждением, люди пели хором. Они сидели где придется – на тротуаре, на ступеньках, прислонившись спиной к стене – и были счастливы, как никогда ранее. Показалась луна, потом звезды, а люди все пели. Потом все начали постепенно расходиться по домам.
Руби и Бет рука об руку шли по залитым ярким светом фонарей улицам. Уставшие дети тащились за ними, едва переставляя ноги. Показался дом миссис Харт. Перед уходом Руби, поддавшись импульсу, включила все лампы, но оно того стоило – когда они увидели приветливый свет в каждом окне, их сердца в который раз за день наполнились теплом.
Словно прощаясь, Бет сжала руку Руби. Они с Джейком должны были уехать через пару недель.
Целая эпоха ушла в прошлое, уступив место новой.
Хизер О'Хэган сидела на постели и наблюдала, как ее сестра, сидя перед зеркалом в легком розовом вечернем платье, наносит макияж.
– Эта помада тебе не идет, – критически заметила Хизер. – Она слишком темная.
– Ты так думаешь? – Грета наклонила голову и присмотрелась к своему отражению в зеркале. – А мне казалось, что так я выгляжу просто шикарно.
– Ты выглядишь, как проститутка. Девушкам со светлыми волосами лучше пользоваться бледной помадой.
Грета надула губки:
– Ты всегда это говоришь, но у Мэрилин Монро всегда яркая помада, и она выглядит шикарно.
– Ничего подобного. У нее вид, как у шлюхи.
– Ну хорошо. – Грета стерла платком неправильную помаду и нанесла более светлую. – А так?
– Намного лучше! – улыбнулась Хизер, довольная, что в очередной раз добилась своего.
Сколько Хизер себя помнила, она всегда чувствовала ответственность за Грету, которая без ее помощи все путала. Казалось, ее сестра просто не способна вести себя правильно. Подумать только, она выбрала эту ужасную красно-коричневую помаду! Хизер подумала, что мама права, когда говорит, что люди учатся на своих ошибках, но, если вовремя дать им полезный совет, они научатся намного быстрее и безболезненнее.
Дверь открылась, и на пороге появилась Руби:
– Грета, уже восемь часов, и твои гости уже начали приходить.
Грета торопливо похлопала по волосам за ушами пальцами, смоченными духами, потом капнула пару капель на вату, засунула ее себе в бюстгальтер и вскочила на ноги:
– А кто пришел?
– Не знаю, милая. Какой-то парень, очень симпатичный. Я попросила его поставить на граммофон какую-нибудь пластинку.
– Наверное, это Питер Кинг!
Грета выскочила в коридор.
– Не показывай ему, что он тебя интересует! – крикнула ей вслед Хизер.
– Я думаю, Грета сама может решить, что ей делать, – многозначительно произнесла Руби.
– Мама, но ведь он зануда, и у него уже есть девчонка.
– Если он пришел на день рождения к Грете один, эти отношения не могут быть серьезными.
– Мама, я не допущу, чтобы он разбил Грете сердце.
Лицо Руби смягчилось:
– Я знаю. Но ты не сможешь защищать ее всю жизнь. О, в дверь опять позвонили. Будь умницей, встреть гостей. Мне надо следить за сосисками в тесте – они пекутся в духовке, – а также доделать сэндвичи.
– Хорошо.
Хизер встала и разгладила на себе простую черную юбку, мельком глянув на отражение своей стройной фигуры в зеркале. К юбке девушка надела строгую белую блузку, а длинные черные волосы скрепила заколкой. Хизер намеренно выбрала такой строгий наряд – ей не хотелось, чтобы в двадцать первый день рождения Греты на нее обращали внимание больше, чем на виновницу торжества.
Фрэнки Лейн запел «Иезавель». В воздухе пахло печеным тестом и любимыми духами девочек, «Джун». Вечеринка явно удалась – казалось, даже старые стены дома миссис Харт участвуют во всеобщем веселье. Руби по-прежнему думала о своем жилье как о доме миссис Харт, хотя оно уже двенадцать лет принадлежало Мэттью Дойлу. «Двенадцать долгих, скучных лет», – подумала Руби, доставая сосиски из печи. На втором этаже обитали жильцы, а две больших комнаты внизу были превращены в спальни – одна для Руби, вторая для девочек. Залом им служила довольно темная комната окнами на парк, в которой сейчас находились гости. К счастью, кухня была достаточно большой, чтобы жильцы могли в ней есть. Правда, была и обратная сторона – эту большую кухню приходилось постоянно убирать.