Она выйдет замуж за Мэттью Дойла.
Они сидели на балконе, выходящем на реку Мерси, – пожилая пара в теплой одежде. Была половина двенадцатого, до наступления нового тысячелетия оставалось тридцать минут.
Их пригласили в гости Дэйзи и Мойра, но посетить оба дома было невозможно. Чтобы никого не обидеть, они решили встретить третье тысячелетие дома, в обществе друг друга.
– Дорогой, тебе не холодно? – с беспокойством спросила Руби. В последнее время Мэттью был очень слаб. Перенесенный в юности туберкулез сделал свое дело: несколько лет назад у него начались трудности с дыханием.
– Все хорошо, Руб, – чуточку хриплым голосом ответил Мэттью. – Я ни за что не откажусь от этого зрелища.
Прямо перед ними лежала река – черная атласная лента, отражающая яркие огни Воллеси и Биркенхеда. Огоньки едва заметно мерцали на тихих волнах. Вид был просто замечательным, и Мэттью очень его любил. Летом он частенько допоздна сидел на балконе их квартиры на самом берегу Мерси и смотрел вниз.
В который раз зазвонил телефон – они оставили дверь балкона открытой, чтобы слышать звонки и телевизор. Руби поднялась и пошла к аппарату.
– Звонила Бет, – сказала она, вернувшись. – Она в Литл-Роке, со своими. У них там большое гулянье, но до Нового года им ждать еще несколько часов. Кстати, она пригласила нас летом в Вашингтон.
– Люблю Вашингтон, – ответил Мэттью. – Я уже жду этой поездки с нетерпением.
За последние годы они несколько раз побывали в столице США.
«Надеюсь, летом ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо для такой поездки», – про себя сказала Руби. Ей почему- то не сиделось на кованой железной скамье, установленной на балконе.
– Хочешь чаю? – спросила она, повернувшись к Мэттью.
– Бога ради, Руби, – раздраженно проговорил ее муж, – ты можешь минутку посидеть спокойно и полюбоваться видом?
– Но ведь он все время один и тот же, – пожаловалась женщина.
– Скоро начнется фейерверк, подожди немного.
– Я пока что сделаю себе чашечку чая, – сказала Руби, поднимаясь на ноги, и тихо вскрикнула, когда ее ногу пронзила острая боль.
– Что случилось?
– Все этот чертов артрит.
Руби шел уже восемьдесят второй год, и ей очень не нравилась старость со всеми этими загадочными болями, возникающими неизвестно откуда и так же быстро исчезающими как раз в тот момент, когда она уже собиралась умирать.
Она вошла в сверкающую металлом кухню, не имеющую почти ничего общего с кухней в доме на краю Принцесс-парка, – удобную, функциональную, простую в уборке, то есть как раз такую, какой и должна быть современная кухня. В последнее время Руби очень редко задумывалась об этом контрасте, хотя сразу после переезда на новую квартиру он не переставал удивлять ее. Они с Мэттью поселились здесь в 1988 году, когда одиннадцатилетний Брэндан наконец решился на переезд в Дублин, к Элли с Феликсом. Вероятно, его окончательно убедило рождение маленькой сестрички. Не так давно Брэндан взял в свои руки управление рестораном, который в свое время открыла в Ферн-Холле Элли и который оказался очень прибыльным делом, и женился на ирландской девушке по имени Кэти. Вскоре у них должен был родиться ребенок.
Дом миссис Харт был продан, и с тех пор Руби ни разу там не была и даже не знала, кто там теперь живет. Расставание с местом, в котором она прожила почти всю взрослую жизнь, оказалось для нее чрезвычайно болезненным. Старые стены накрепко впитали в себя воспоминания – правда, в основном хорошие, но Руби все равно предпочитала не ворошить прошлое, хотя время от времени оно без предупреждения всплывало само по себе, сладкой болью отзываясь в ее сердце. К примеру, когда сегодня позвонила Бет, Руби попыталась представить себе человека, говорящего с ощутимым протяжным акцентом южных штатов, и увидела красивую ясноглазую девушку, с которой познакомилась в доме Артура Каммингса, а не ту сморщенную старушку, которой Бет была сейчас.
Телефон зазвонил вновь. Это был Роберт, сын Дэйзи, он звонил по мобильному телефону.
– Би, мы на набережной, – сказал он.
В последние годы с легкой руки Брэндана ее называли Би все ее правнуки и даже внучки.
– Телекамера смотрит прямо на нас, – продолжал он. – Мы изо всех сил машем рукой. Ты нас видишь?
– Погоди секунду, у нас включен другой канал… Да, я тебя вижу! – закричала Руби, хотя без очков она видела только группу расплывающихся силуэтов. – Это Гарри с тобой?
– Да, он звонит маме по своему мобильнику. Мы вернемся домой сразу после фейерверка.
– Ну, веселитесь. Передавай Гарри привет, и будьте поосторожнее.
– Мы позвоним еще.
По телевизору стали показывать другое место, и Руби подумала, как хорошо было бы очутиться на набережной Темзы, посреди всего этого праздничного волнения – несмотря на свой возраст, она тоже испытывала его. Даже стены, казалось, ощущали торжественность момента, а воздух буквально искрился ожиданием какого-нибудь чуда.
– Кто это? – спросил Мэттью.
– Роберт. Они с Гарри сейчас на набережной Темзы, и я видела их по телевизору.
– А я-то думал, чего ты подняла весь этот крик? Что ты там делаешь? Иди ко мне, мне без тебя одиноко.
– Я завариваю себе чай… А впрочем, в честь Нового года – вернее, нового тысячелетия можно выпить чего-нибудь и покрепче. Я налью себе мартини. Хочешь виски?
– Мне нельзя, Руб, – с грустью ответил Мэттью. – Я же на таблетках, разве ты забыла? Выпей за меня.
– Я принесу апельсиновый сок, и ты скажешь тост.
Она пробыла на балконе лишь минуту, когда телефон зазвонил вновь. Мэттью издал жалобный стон.