На краю Принцесс-парка - Страница 154

154

Затем Хизер помолчала и ответила:

– Да, да… Как только смогу. Буду ждать.

Когда она вернулась в комнату, Руби и Брэндан как ни в чем не бывало смотрели по телевизору хит-парад поп-исполнителей.

– Энджела говорит, что дела у Роба идут очень хорошо, – сказала Хизер. – Не хочешь поехать к ним? Ты ведь никогда не была в Лондоне?

– Нет, не была, – ответила Руби, зная, что и не побывает там: она просто не могла бросить дом.

Вечером Руби долго смотрела какой-то старый фильм по телевизору. Хизер и Брэндан уже давно спали, но Руби знала, что заснуть ей не удастся, сколько бы она ни пыталась. Когда же у нее восстановится сон?

Фильм закончился, и глаза Руби почему-то остановились на картине Дэйзи, по-прежнему висевшей над каминной полкой – хотя женщина давно собиралась ее снять.

Она неоднократно задумывалась, что же эта картина может означать. Видимо, именно поэтому картину она так и не сняла – надеялась, что рано или поздно смысл откроется ей. Неровный круг с шестью бесформенными фигурами внутри, одна намного больше, чем все остальные. Если присматриваться к картине достаточно долго, фигуры, казалось, начинали двигаться.

Руби пошла на кухню, подогрела себе чашку молока и вновь вернулась к картине. Шесть фигур. Почему же шесть?

Мэттью Дойл сразу понял, что имела в виду Дэйзи. «Как же вам всем повезло! – сказал он тогда. – Я тоже хотел бы быть изображенным здесь, но мне повезло намного меньше, чем вам».

Может быть, эти фигуры обозначают ее, ее дочерей и внучек? Шесть человек… Так, значит, им повезло укрыться внутри круга, где до них не могло добраться зло?

И вдруг Руби словно озарило. Эта картина изображала детский мир Дэйзи, существовавший до того, как она вышла за Клинта и узнала, насколько нестерпимой может быть жизнь. Грета, Элли и Мойра также вышли за пределы круга, отправившись в свободное плавание по миру. Вскоре уйдет и Хизер, и тогда из шести человек останется одна Руби.

Ничего удивительного, что ее так расстроило ограбление: оно разбило этот круг на мелкие кусочки. На картине она была изображена как самая крупная фигура, защищающая своих близких и заботящаяся о них, не подпускающая к ним зло извне. Наверное, это желание было пережитком Фостер-корт – потребность защищать своих детей и детей их детей от злого внешнего мира.

«Ты создала свой маленький мирок и сделала себя его королевой», – сказала ей в Вашингтоне Бет.

Но теперь круг Дэйзи был разорван, и исправить что-то было уже невозможно. Руби знала, что никогда больше не почувствует себя в безопасности – и более того, ей придется привыкнуть к жизни в постоянном страхе.

Вскочив, Руби подошла к телефону и набрала вашингтонский номер Бет. В последнее время та проводила в столице США почти все время – она работала в центральном комитете Демократической партии. Последний раз подруги созванивались уже довольно давно.

– Приемная Бет Лефарж, – прозвучал в трубке молодой мужской голос.

– Я могу поговорить с Бет? Это звонит Руби О'Хэган из Ливерпуля.

– Добрый день, Руби. Подождите секунду, я узнаю, свободна ли она.

Бет ответила почти мгновенно:

– Руби, это ты? Мы так давно не разговаривали!

– Я только что подумала о том же. Кто этот молодой человек? Неужели у тебя секретарь-мужчина?

– Моя секретарша уходит домой в пять часов. Это был Хэнк, мой внук. Мы размышляем над тем, как завоевать побольше голосов черных на следующих выборах… Как у тебя дела?

– По-разному. Я собираюсь до начала нового учебного года съездить в Дублин. Там живет Элли, мать Брэндана. Пора им узнать друг друга получше. Правда, с самим Брэнданом я еще об этом не говорила.

Когда слова были произнесены, Руби на несколько секунд замолчала, онемев от удивления: ничего подобного она делать не собиралась. Эти слова сами слетели с ее губ – наверное, потому, что они рано или поздно все равно должны были прозвучать. Как бы там ни было, с матерью Брэндану будет лучше, чем с шестидесяти шестилетней старухой. Ему надо было научиться любить Элли, пока еще не поздно.

Руби вспомнила, что в свое время так и не успела полюбить свою мать.

– А наша Хизер подыскала себе хорошую работу в Лондоне, – продолжала она. – Я не знаю подробностей, но скоро она уезжает… Я рада, что вырастила такую хорошую дочь, – добавила Руби.

Как бы там ни было, получалось, что она мешает Хизер двигаться вперед – хотя должна была помогать ей в этом.

– Ты останешься одна в огромном доме, – заметила Бет.

– Пройдет немало времени, прежде чем Брэндан поймет, что с Элли ему будет лучше. А когда это произойдет – что ж, будет видно.

«К тому времени настанет срок навсегда покинуть дом на краю Принцесс-парка», – про себя сказала она.

Пребывание в Ирландии было неожиданно приятным. Элли жила в нескольких милях от Дублина, в деревушке Крегмосс. Она явно успокоилась, «остепенилась», как она говорила, примирилась сама с собой. Феликс Конвэй оказался очень хорошим, добрым человеком, и его влияние на беспутную внучку Руби было сугубо положительным: казалось, он вызвал к жизни лучшие качества ее характера. Брэндан сразу подружился с Феликсом, и, когда Руби сказала, что ей нужно на день съездить в Дублин – это было частью ее плана, – мальчик без тени сомнений заявил, что останется в Крегмоссе.

Бродя в одиночестве по незнакомому городу и размышляя о том, что ей готовит будущее, Руби чувствовала себя ужасно одинокой. Сколько же раз в своей жизни она говорила себе, что надо бы что-то сделать, но так и не смогла решить, что именно? Вскоре она впервые за всю жизнь будет свободна и сможет делать что угодно – но что именно, женщина по-прежнему не знала.

154