Проворочавшись всю следующую ночь без сна, Руби обнаружила, что стала не такой упрямой и не такой уверенной в себе, как когда-то. Мысль о том, что из ее жизни исчезнет Брэндан, была невыносимой – занять его место в ее сердце не мог никто и ничто. Если бы она знала, что мальчик будет счастлив с матерью, ей было бы легче отпустить его – но самым мучительным было осознание того, что Элли сделает его глубоко несчастным. Руби понимала: что бы ни делала Элли, Брэндан никогда не будет любить ее сыновней любовью.
Утром, спускаясь вниз по лестнице, Руби пошатывалась от усталости, а в голове ее пульсировала тупая боль. К ее удивлению, Хизер уже встала. Дочь встретила ее обеспокоенным взглядом:
– Мама, я слышала, как ты всю ночь ворочалась в постели. Как ты себя чувствуешь?
– А как ты думаешь?
– Если бы можно было что-нибудь сделать! Мы недопустим этого!
– Хизер, ты прекрасно знаешь, что сделать мы ничего не сможем, – устало проговорила Руби. – Ты же адвокат. Все, что говорит Элли, – истинная правда.
– С юридической точки зрения да, но с моральной она не права. Грета знает, что Элли уезжает?
– Она зайдет сегодня, чтобы попрощаться.
Некоторое время спустя появился Брэндан в сопровождении Элли. К удивлению Хизер и Руби, на мальчике была новая рубашка.
– Он надел ее без пререканий! – торжествующе заявила Элли.
– Это потому, что он послушный мальчик, – сказала Руби, протянув правнуку руку. Она чувствовала, что в любую секунду может расплакаться.
Ни слова не говоря, Брэндан сжал ее пальцы.
Пришла Грета. Она была одна. Грета объяснила, что Сафрон в детском садике. Четыре поколения рода О'Хэган уселись в зале и в ожидании такси, которое должно было отвезти Элли и ее сына на вокзал, завели натянутый разговор. Из Ливерпуля в Дублин не было прямых авиарейсов, поэтому приходилось ехать на поезде до Манчестера. Вечером Элли уложила в сумки одежду и игрушки Брэндана.
В одну минуту двенадцатого на улице прозвучал сигнал подъехавшего такси.
По пути в Манчестер Брэндан почти все время молчал. Элли рассказывала ему о том, что было видно из окна, – по-видимому, она считала, что именно так должны поступать хорошие матери. На ее объяснения мальчик реагировал лишь сухим кивком. Когда мимо проходила разносчица с тележкой, Элли предложила купить Брэндану банку газированного напитка, но он отказался.
Его мысли постоянно возвращались к Би. Грустное лицо Би в тот момент, когда он выходил из дома, Би, гладящая его, больного, по головке, напевающая ему колыбельную, читающая ему вслух, играющая с ним в карты, смотрящая футбол по телевизору и возбужденно вскрикивающая, когда у ворот его команды возникала опасность… И вновь лицо Би при расставании. Би была для него целым миром, тогда как мать ему совсем не нравилась – и он знал, что не понравится никогда.
Вскоре поезд прибыл на манчестерский вокзал. Им надо было пересесть на автобус, идущий в аэропорт.
– Я хочу в тубзик, – сказал Брэндан, когда они уже прошли турникеты.
– Сынок, надо говорить «туалет». Тебе следовало сходить туда в поезде.
Лицо Брэндана исказила гримаса:
– Я хочу в туалет.
– Ну вот, уже лучше. Мужской туалет вон там.
– А еще я хочу пить.
– Что именно?
– Все равно.
– Напитки продают в газетных киосках. Встретимся там, и не теряйся, хорошо?
– Хорошо.
Брэндан зашел за дверь мужского туалета и почти сразу же вышел обратно. Увидев, что его мать исчезла в каком-то магазине, он быстро прошел на платформу, к которой пять минут назад прибыл их поезд. Когда Брэндан проходил через турникеты, его поймал за ворот мужчина в форме:
– Сынок, и далеко ты собрался?
– Мы с мамой едем в Ливерпуль, – вежливо объяснил Брэндан. – Я потерялся.
– В этом поезде ты ее не найдешь. Поезд до Ливерпуля отправляется со второй платформы. Где твой билет?
– У мамы.
– Поторопись, а то она уедет без тебя. Поезд отходит через пять минут.
Брэндан отыскал вторую платформу, улучил момент, когда на него никто не смотрел, и поднырнул под турникеты. Вагоны были полупустыми, и он легко нашел место у окна, откуда было хорошо видно всю платформу: если бы показалась его мать, он сразу спрятался бы.
Мальчику показалось, что дорога от Манчестера до Ливерпуля заняла раза в два больше времени, чем от Ливерпуля до Манчестера. Каждый раз, когда в дверях вагона показывался человек в форме, душа Брэндана уходила в пятки, и он торопливо шел в противоположную сторону и закрывался в туалете.
Когда поезд подъехал к вокзалу на Лайм-стрит, Брэндан, к своему крайнему изумлению, увидел у турникетов тревожно оглядывающуюся Би. А он уже думал, что домой ему придется идти пешком!
– Би! – на бегу воскликнул он. – Но откуда ты знала?…
Нужные слова не приходили ему на ум. Как она догадалась встретить поезд, откуда знала, что он вернется?
Но Руби поняла его и без слов.
– Звонила твоя мать. Она ужасно волновалась, но догадалась, что ты, должно быть, поехал домой.
Сердце мальчика вновь испуганно сжалось:
– Она едет за мной?
– Нет, солнышко. – Руби взяла его за руку. – Раз уж мы в городе, не хочешь зайти в «Макдональдс» и съесть по гамбургеру? Смотри, какая сегодня замечательная погода.
– Би, давай лучше поедем домой.
Больше всего Брэндану хотелось побыстрее снять эту ужасную рубашку.
– Домой, так домой, – охотно согласилась Руби.
Элли позвонила в дом на краю Принцесс-парка около часа назад. В ее голосе слышалось отчаяние:
– Бабушка, Брэндан пропал! Он попросился в туалет, и мы должны были встретиться у газетного киоска, но он так и не пришел.