– Я знаю, – вновь вздохнула Руби. – А тут еще эти французские школьники… Как будто они не могли приехать на неделю позже – у меня совсем нет сейчас на них времени. Один из них, парень по имени Луи, не создает особых проблем, правда, он ждет, что я буду учить его английскому. Он повсюду ходит за мной и все записывает в блокнотик. Зато одна из девушек очень скучает по дому, бедняжка, – она все время плачет. А вторая вечно цепляет парней и приводит их домой. Если бы я позволила, она бы водила их к себе в комнату.
– Руб, не переживай так. Все уладится.
Но в тот момент Руби слабо в это верилось.
– И еще одно, – продолжала она. – Грета нас всех сводит с ума: она хочет отправиться в Дублин на поиски Элли, но боится ехать одна. Хизер слишком занята, чтобы отправиться с ней, Мойра напрочь отказалась, так что Грета стала уговаривать меня. – В голосе Руби зазвучали истерические нотки. – Как будто я могу все бросить и поехать искать иголку в стоге сена!
– Руб, успокойся. Попробуй дышать глубже.
– Ты сейчас где?
– В будке в фойе. Я уже уходила, когда портье сказала, что мне звонят, – ты застала меня в самый последний момент.
– Чем ты собираешься заняться сегодня вечером?
– Вообще-то у нас еще утро. Я иду на демонстрацию против апартеида в ЮАР.
– Хотела бы я быть рядом с тобой, – с завистью сказала Руби. – Я уже отчаянно скучаю по всему этому. Именно потому я тебе позвонила – мне хотелось пусть даже на минуту вспомнить, как хорошо мне было в Вашингтоне.
– Руб, завтра я уезжаю домой – как и большинство других женщин. Через несколько дней мы все вернемся в свои скучные дома и займемся скучными повседневными делами, и каждая из нас будет чувствовать то же, что сейчас чувствуешь ты.
Больше всего остального Руби беспокоило состояние Мэттью Дойла. У него был вид больного человека – от его обычной энергии и уверенности в себе остались лишь воспоминания. Владельцы пострадавших домов пригласили его на свое собрание.
– Даже не знаю, зачем им это понадобилось, – с убитым видом рассказывал Мэтт. – Они были так рассержены, что почти не дали мне высказаться. Каждый раз, когда я открывал рот, они начинали шуметь и свистеть. Bet они считают, что это я виноват в их бедах.
– Разошли им письма, – подумав, предложила Руби. – Узнай, как их зовут, и пошли письмо в каждую семью. Расскажи, что случилось – напиши, что субподрядчик объявил себя банкротом и обязанность компенсировать ущерб перешла к тебе. Скажи, что ты постараешься действовать как можно быстрее, но они должны будут потерпеть. Взывай к их человечности.
– Пожалуй, вреда от этого не будет, – согласился Мэттью. – Вообще-то мне надо думать не только об этом. Мне уже давно следовало начать работу по двум другим крупным контрактам, но у меня нет лишней рабочей силы. В обоих договорах предусмотрены штрафные санкции за невыполнение работы в срок, и, если так все пойдет и дальше, я ничего не успею сделать. Все рабочие нужны мне для того, чтобы отремонтировать эти чертовы коттеджи.
– А ты давал объявление, что тебе нужны работники?
– Давал, но безрезультатно. Худые вести не стоят на месте: о том, что у «Дойл Констракшн» плохи дела, стало известно всем.
– Но это несправедливо! – возмущенно воскликнула Руби.
Мэттью неожиданно улыбнулся:
– Я рад, что ты наконец-то на моей стороне. Надо было взять тебя на то собрание: ты бы перекричала их всех.
– По крайней мере я бы попыталась! – с серьезным видом ответила Руби. – А как обстоят дела с сооружением плавательных бассейнов?
– После развода этот бизнес отошел Кэролайн, – ответил Мэттью и помотал головой. – Но я не хотел бы сейчас говорить о ней, у меня и без того дел по горло. Кстати, все забываю сказать, что тебе идут джинсы.
– Хорошо, что хоть ты это заметил.
Через две недели французские школьники уехали. Их место заняли новые постояльцы – три девушки, которым очень не нравилась английская кухня. Сначала Руби решила, что ее это не касается, но потом стала делать для них салаты и давать яблоки на десерт. Готовить все это было намного легче, чем то, что она готовила обычно.
Она решительно отказалась гладить платья, которые Хизер с Гретой брали с собой на Корфу. Девочки уезжали на следующей неделе.
– Вы можете гладить их сами после возвращения с работы. Ничего страшного, если вы пару дней не посмотрите телевизор по вечерам.
– Мама, после возвращения из Вашингтона ты ведешь себя немного странно, – пожаловалась Грета.
Надменно вскинув голову, Руби сказала:
– Я хочу сделать важное заявление.
В Вашингтоне она собиралась многое изменить в своей жизни, но ей помешали последние события. Она еще не открывала ни одной книги из тех, что привезла с собой, и даже не знала, где они лежат.
– Какое еще заявление?
– Сделаю его чуть позже, – сказала Руби, про себя пообещав, что больше не будет домработницей.
Она станет жить для себя! Но надо было решить, чем именно она будет заниматься.
Две недели пролетели довольно быстро. Дочери Руби вернулись с Корфу, с ног до головы покрытые замечательным загаром. Очень скоро она заметила, что они не разговаривают друг с другом.
«Ну когда они наконец повзрослеют?» – спрашивала себя заинтригованная Руби.
– Что случилось? – поинтересовалась она, оставшись наедине с одной из дочерей – а именно с Хизер.
– Грета завела романчик с каким-то типом, понимаешь? – возмущенно сказала та. – А меня бросила, как ненужную вещь. Несколько дней спустя я тоже познакомилась с мужчиной, совершенно случайно – мы просто повстречались в магазине и разговорились, а потом он пригласил меня выпить чего-нибудь. Потом ухажер Греты уехал домой, и она решила, что я должна бросить своего, а я отказалась наотрез. Вторая половина отпуска у нее прошла кое-как, и Грета считает, что это я во всем виновата.